Докторская. И зачатки административной карьеры.

     Самые первые шаги становления ВолГУ и его физфака я уже описал. И здесь лишь продолжу. Особо запомнившимися мне штрихами. Выделив две линии - по свои научной работе и административным кувыркам.
     Надо сказать, что в начале 80-х ректор университета Максим Загорулько вел довольно жесткую политику, принуждая достаточно продвинутых кандидатов наук заниматься подготовкой и защитой докторских диссертаций. Делалось это потому, что в первые годы во всем университете докторов наук было меньше, чем пальцев на руке человека. Обычно он брал соответствующие обещания в письменной форме у принимаемых на работу преподавателей. У меня такого обещания взято не было, но в 1982 году я с удивлением обнаружил, что защита моей докторской запланирована ректором на 1985 год. Понятно, что в условиях плотной учебной загрузки преподавателей эти планы выполнялись, как правило, с заметным опозданием. Но в моем случае – незначительным (апрель 1986 года). И не потому, что стремился выполнить навязанный мне план. Просто так сложилось.
      Как раз по науке в 1982-м у меня возникло серьезное продвижение, база которого сформировалась еще в Иркутске. В само конце 1981-го позвонил Алик Фридман и предложил обсудить с плазмистами ИАЭ им. Курчатова возможность экспериментальной проверки моей теории механизма возбуждения спиралей в плоских галактиках. Возможность количественной проверки в земных условиях теории, в которой перепад скорости вращения газа в 10-15 раз превышает скорость звука, на первый взгляд кажется совершенно неосуществимой. Но только на первый. Физики умеют строить корректные аналоговые модели (в данном случае – модель "мелкой воды").
       Группа экспериментаторов из ин-та Курчатова, главными из которых были Михаил Невзлин и Женя Снежкин, после закрытия токамачной тематики занималась моделированием динамики антициклонов в атмосферах планет на установке с вращающейся в чашке "мелкой водой". Примерами которых могут служить не только земные антициклоны, но и "большое красное пятно" на Юпитере. В первой же беседе с ними стало ясно, что экспериментировать нам надо будет на установке не с одной плоской чашкой, а с двумя параболическими чашками, вращающимися с разной угловой скоростью.
       Теория предсказывала появление в газовых дисках галактик различного числа спиральных ветвей в зависимости от двух параметров, аналоги которых легко измерялись и на экспериментальной установке. Эксперименты продемонстрировали возбуждение того же количества спиралей, что и предсказывала теория, и при почти тех же значениях этих параметров. Результаты экспериментов были опубликованы в основных физических и астрофизических журналах СССР, США и Англии, доложены на конференциях и, кроме того, на семинарах нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, директора ин-та Курчатова и президента АН СССР Анатолия Александрова и других. И, в конечном счете, создали соответствующее общественное мнение о качестве моей диссертации.
       Конечно, эта работа, как и другие, давали отдельные вкрапления в спецкурсы и основу тематик курсовых и дипломных работ студентов. Часть которых доводилась до публикаций в приличных журналах и развивалась в темы кандидатских и докторских диссертаций.
       Передышка от деканства (1982-83) длилась около полутора лет. За это время удалось вчерне написать докторскую. Осенью 1984 года ректор настоял на том, чтобы я стал проректором по учебной работе (расщепив с этого момента должность единственного проректора на две – по учебной работе и по научной работе). С его стороны это был нормальный кадровый подход – обкатывать людей, хоть в чем-то себя проявивших, на разных должностях. Явных карьерных намерений у меня не было, но попробовать себя на такой работе я не отказался.
        Работа проректором длилась всего 9 месяцев – с ноября 1984 по июль 85-го. Больше я не выдержал. Ибо объемы и разнообразие конфликтов интересов между ведущими преподавателями, заведующими кафедрами, деканами и руководителями учебно-вспомогательных служб показались мне чрезмерными. А уйти от обсуждения и обязанностей разруливания этих конфликтов было невозможно. И это при том, что со всеми конфликтующими я поддерживал хорошие отношения. Поэтому в июле 1985-го я подал прошение об отставке.
       Надо сказать, что ректор, получив это прошение, действовал вполне в духе общепринятых тогда (да и всегда) правил. Которые сводились к тому, что слабаков и проигравших дотаптывают. Он потребовал переписать заявление об отставке. И я это сделал. В новом его варианте пришлось написать, что я прошусь в отставку, поскольку считаю, что с работой в должности проректора не справился. И ректор "отпустил" меня, но не в рядовые доценты, как я хотел, а на должность декана физфака, объявив это партийным поручением (тогда и произошло разделение физмата на физфак и матфак).
       Итак, первый арьергардный бой я проиграл. При расставании он мне намекнул, что если я "буду плохо себя вести", то получу такую характеристику, необходимую для представления в совет по защитам диссертаций, что защита моей докторской не состоится. На это я сделал контрнамек – "если такая характеристика появится, то для ее автора это кончится летально". На том и расстались У ректора были апробированные механизмы реализации его угроз. Я же блефовал Были и другие столкновения, ибо ни в каком обществе независимое поведение подчиненных не поощряется. Были и периоды практически полной нормализации отношений.
      Примером еще одного сильного столкновения была попытка объявить мне партийное взыскание предпоследнего уровня - объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку. За "противодействие политике партии в строительстве университета". Но истинной причиной было мое прошение об отставке с должности декана физфака. К сражению на парткоме я подготовился. Даже принял таблетку от танков (фенибут). И вышел с заседания парткома с устным замечанием. А на следующий день освободился от бремени деканства.
      Бдительности я, однако, не потерял. И поехал на защиту докторской в апреле 1986 года как в отпуск, не сообщив никому куда и зачем. Разумеется, на следующее за защитой утро я позвонил ректору и сообщил о "сухой" защите. По видимому, он был несколько потрясен. Поскольку кроме многократного "поздравляю" ничего больше в трубку не сказал. Обычно после защиты докторской в 1980-х в ВолГУ человеку сразу организовывали кафедру, если ее раньше у него не было. В порядке исключения мне сделали существенную отсрочку выдачи этого "дивиденда". Кафедру мне дали возможность создать лишь летом 1988 года.