Наконец я напоролся на пост, рисующий более многослойную и глубокую картину Кубы эпохи Фиделя. Человека, неоднократно работавшего на Кубе и наблюдавшего жизнь ее народа. Вот его пост-реплика.
[Spoiler (click to open)]Оригинал взят у
sg_karamurza в Почему меня понесло в "Свободу"Меня позвали на «Свободу» высказать впечатления о роли Кастро, который задал вектор революции. Я предупредил, что в полемике участвовать не буду. Предполагал, что будут лить помои, но дадут 5 минут сказать главное из того, что я видел. И отказаться в момент похорон как-то не мог.
Вот что, примерно, хотел сказать:
Эта революция — удивительное и таящее в себе множество уроков явление второй половины века. Совершенная вопреки теориям и расчетам, она вызвала безудержный восторг евтушенок всего мира, а потом, по взмаху дирижерской палочки хозяина,— стала объектом их самой патологической злобы и клеветы.
То предательство, которое совершила мировая культурная элита в конце 80-х годов в отношении Кубы, — веха общей смуты. Важная часть этой измены вызревала среди нас, на наших глазах и даже в нас самих. За 90-е гг. телевидение Москвы не сказало о Кубе ни одного теплого слова — лишь злорадство и ненависть. Это — чистый случай ненависти, не оправданной никакими разумными обстоятельствами и интересами. Ведь никакой осязаемой вины Кубе приписать не могут. Вопли про тоталитаризм Кастро — полная чушь. С пресловутыми правами человека дела на Кубе было несравненно лучше, чем во всех латиноамериканских «демократиях» и даже чем в самих США.
Это — ненависть к народу, который сохраняет достоинство и держится в условиях, когда это кажется абсолютно невозможным. Ненависть к народу, который, находясь на грани настоящего голода, сохраняет младенческую смертность на уровне 7 на тысячу — когда в богатой Бразилии она составляет 37 на тысячу. Если бы мы поняли истоки этого переворота в душе нашей либеральной интеллигенции, мы бы прояснили многое и в нашей судьбе.
На Кубе я провел счастливые годы. Работал, глядел вокруг, спрашивал, думал. Вырос я в АН СССР, в среде «шестидесятников». Набрался от них спеси, с которой они подходили к проблемам общества — демократия, оптимизация, эффективность. Куба из меня вытряхнула этот мусор, выбила меня, как пыльный ковер. Как много слоев «простой» проблемы приходилось преодолеть, пока начинал понимать ее суть.
За эту науку я благодарен огромному множеству кубинцев — на моих глазах разыгрывались драмы любви и раскола, побед и ошибок, искуплений и прощений, как в любой революции. Но не было в ней ненависти. За это кубинцы благодарны СССР. Поддержав Кубу в самый трудный момент, мы позволили их революции не ожесточиться. Мы в 30-е годы такой руки помощи не имели, и радостно было видеть суть революции нашего типа, когда людям не приходится озлобляться.
Любовь и идеализация человека — часто источник поражения, но в тот момент соединение жертвенности с любовью просто создало новую Кубу — новое общество. Что бы там мне ни говорили о производственных отношениях. Ответная любовь народа компенсировали неопытность и ошибки, неизбежные лишения и нехватку. Куба в 60-е годы просто дышала счастьем. Чтобы верно взвесить это, надо знать, из чего вырвалась Куба. Это было патологическое общество.
Я приехал на Кубу в 1966 г. Бросился в глаза шрам старого — это не отразишь в статистике. На Кубе много очень красивых девушек. Идет такая, с лицом богини,— а ноги, как трости, искривлены туберкулезом, рахитом и другими следами детского недоедания. В Орьенте, бедной провинции, это было почти всеобщее явление. Как увидишь, страшно. Второй раз я приехал туда же в 1972 г. Подросло поколение девочек, уже после революции. Это было как чудо — у всех спортивные, гармоничные фигуры. Следы болезней начисто исчезли. Стоило только дать, на голом волюнтаризме, каждому ребенку и старику по литру молока в день – утром ставили к двери. Хоть к лачуге, хоть к обшарпанному коттеджу бывшего миллионера.
Выправлять то изломанное общество «заднего дворика» США — это был подвиг труда и терпения. Все было творчеством, все — против «теории» и роя иностранных экспертов.
В общем, я там столько насмотрелся и переговорил – с революционерами, контрреволюционерами, диссидентами и просто людей Кубы – что в Москве ушел из любимой химии и погрузился в это обществоведение.
Вот что, примерно, хотел сказать:
Эта революция — удивительное и таящее в себе множество уроков явление второй половины века. Совершенная вопреки теориям и расчетам, она вызвала безудержный восторг евтушенок всего мира, а потом, по взмаху дирижерской палочки хозяина,— стала объектом их самой патологической злобы и клеветы.
То предательство, которое совершила мировая культурная элита в конце 80-х годов в отношении Кубы, — веха общей смуты. Важная часть этой измены вызревала среди нас, на наших глазах и даже в нас самих. За 90-е гг. телевидение Москвы не сказало о Кубе ни одного теплого слова — лишь злорадство и ненависть. Это — чистый случай ненависти, не оправданной никакими разумными обстоятельствами и интересами. Ведь никакой осязаемой вины Кубе приписать не могут. Вопли про тоталитаризм Кастро — полная чушь. С пресловутыми правами человека дела на Кубе было несравненно лучше, чем во всех латиноамериканских «демократиях» и даже чем в самих США.
Это — ненависть к народу, который сохраняет достоинство и держится в условиях, когда это кажется абсолютно невозможным. Ненависть к народу, который, находясь на грани настоящего голода, сохраняет младенческую смертность на уровне 7 на тысячу — когда в богатой Бразилии она составляет 37 на тысячу. Если бы мы поняли истоки этого переворота в душе нашей либеральной интеллигенции, мы бы прояснили многое и в нашей судьбе.
На Кубе я провел счастливые годы. Работал, глядел вокруг, спрашивал, думал. Вырос я в АН СССР, в среде «шестидесятников». Набрался от них спеси, с которой они подходили к проблемам общества — демократия, оптимизация, эффективность. Куба из меня вытряхнула этот мусор, выбила меня, как пыльный ковер. Как много слоев «простой» проблемы приходилось преодолеть, пока начинал понимать ее суть.
За эту науку я благодарен огромному множеству кубинцев — на моих глазах разыгрывались драмы любви и раскола, побед и ошибок, искуплений и прощений, как в любой революции. Но не было в ней ненависти. За это кубинцы благодарны СССР. Поддержав Кубу в самый трудный момент, мы позволили их революции не ожесточиться. Мы в 30-е годы такой руки помощи не имели, и радостно было видеть суть революции нашего типа, когда людям не приходится озлобляться.
Любовь и идеализация человека — часто источник поражения, но в тот момент соединение жертвенности с любовью просто создало новую Кубу — новое общество. Что бы там мне ни говорили о производственных отношениях. Ответная любовь народа компенсировали неопытность и ошибки, неизбежные лишения и нехватку. Куба в 60-е годы просто дышала счастьем. Чтобы верно взвесить это, надо знать, из чего вырвалась Куба. Это было патологическое общество.
Я приехал на Кубу в 1966 г. Бросился в глаза шрам старого — это не отразишь в статистике. На Кубе много очень красивых девушек. Идет такая, с лицом богини,— а ноги, как трости, искривлены туберкулезом, рахитом и другими следами детского недоедания. В Орьенте, бедной провинции, это было почти всеобщее явление. Как увидишь, страшно. Второй раз я приехал туда же в 1972 г. Подросло поколение девочек, уже после революции. Это было как чудо — у всех спортивные, гармоничные фигуры. Следы болезней начисто исчезли. Стоило только дать, на голом волюнтаризме, каждому ребенку и старику по литру молока в день – утром ставили к двери. Хоть к лачуге, хоть к обшарпанному коттеджу бывшего миллионера.
Выправлять то изломанное общество «заднего дворика» США — это был подвиг труда и терпения. Все было творчеством, все — против «теории» и роя иностранных экспертов.
В общем, я там столько насмотрелся и переговорил – с революционерами, контрреволюционерами, диссидентами и просто людей Кубы – что в Москве ушел из любимой химии и погрузился в это обществоведение.
Journal information